Недостойные люди

Психологи таких знают - эти люди подсознательно считают себя ущербными и недостойными хорошей жизни. И себя, и себе подобных. Вот, скажем, написал я о счастливой жизни наших пенсионеров в Болгарии. Им там очень нравится, они страшно рады. Но не рады отдельные читатели моего ЖЖ. Они подозрительно супят брови и везде выискивают подводные камни. Ибо не может быть в нашей беспросветной жизни без ложки дегтя! Один хмырь даже написал о моем посте, что это все "сон Александра Петровича". То есть фантазии или, попросту говоря, брехня. Не в силах люди поверить, что их соотечественники могут оказаться счастливыми. Не укладывается такое в голове! Это от внутренней ущербности. Как ты воспринимаешь мир, в таком мире и живешь.
Кто-то из пенсионеров по глупости живет там, где дорого, промозгло и серо, тратит деньги на поликлинику и лекарства, пробирается с авоськой в пропахший кошачьей мочой подъезд своей хрущовки с полуоторванной дверью, изрисованными стенами и щербатыми ступеньками. А кто-то гордо входит в мраморный подъезд болгарского дома с красной ковровой дорожкой на полу и подсветкой на уровне ног, как теща моего приятеля, которая наслаждается солнцем, здоровыми продуктами и забыла о болезнях. У нее даже осанка изменилась. Помолодела бабка. О чем это говорит? О том, что Никонов - всегда прав.

PS Вот, кстати, подъезд (или этаж) ее дома.

У высоких берегов Амура...

Меня тут попросили озвучить китайский вариант русско-пенсионерского счастья. Делаю это:
"Мои родители переехали в Хэйхэ три года назад — сразу, как только наших краёв достигла путинская "монетизация" льгот. Двухкомнатная старая "хрущёвка" в центре Благовещенска стала съедать фактически всю их пенсию. За одну коммуналку приходилось отдавать почти четыре тысячи рублей. Мы с сестрой, конечно, как могли помогали, но много ли мы можем? Она — на зарплату воспитательницы в детском саду, а я — на зарплату учительницы русского языка и литературы? У нас свои семьи, свои дома...
Решение приняла мама, которая все последние годы поддерживала семейный бюджет "челночным" бизнесом. Большого предпринимателя из неё не вышло — годы уже не те, но две-три тысячи рублей в месяц ей прирабатывать к своей трехтысячной пенсии удавалось. Ещё пять тысяч — пенсия нашего папы.
Решение переехать далось непросто. Конечно, были опасения, что ничего из этого не выйдет, что родители останутся и без денег, и без жилья. Что их "кинут" или ограбят. Но мама — "мотор" нашей семьи, была непреклонна и убедила отца.
Родительская квартира в Благовещенске ушла за полтора миллиона рублей. Трехкомнатная квартира в сто десять квадратных метров в Хэйхэ обошлась в шестьсот тысяч рублей. Ещё примерно двести тысяч рублей ушло на ремонт, после которого мы между собой стали называть родительскую "трёшку" дворцом. Позволить себе что-либо подобное здесь, в Благовещенске, ни я, ни моя сестра просто не можем.
Если в Благовещенске большая часть пенсии уходила за "коммуналку", то содержать китайскую квартиру оказалось не в пример дешевле. За отопление — семьдесят рублей на квадратный метр в год, городской телефон и вывоз мусора — по триста рублей в год. Холодная вода — девять рублей за тонну.
После всех выплат в России родителям на еду и одежду ежемесячно оставалось всего четыре тысячи рублей. Если бы не дача, где мы тремя семьями каждый год воюем за урожай картошки и грядки с помидорами и огурцами, то питаться родителям пришлось бы исключительно макаронами, да дешёвыми консервами. В китайском же ресторане обычный обед стоит чуть больше ста рублей. На триста рублей на местном рынке можно закупиться на целую неделю, не отказывая себе ни в чём. Уличная еда вообще чрезвычайно дёшевая — за десять-пятнадцать рублей можно наесться до отвала. И двести пятьдесят долларов, которые теперь остаются родителям после всех выплат, по китайским понятиям — очень достойная сумма для жизни. На неё можно не только отлично питаться, но и неплохо одеваться. К тому же, у родителей осталось ещё примерно семьсот тысяч рублей. За триста тысяч был куплен небольшой джип Huabei Tengshi, а четыреста тысяч лежат в нашем Сбербанке "на чёрный день". Но мне очень хочется верить, что он для моих родных стариков уже позади.
Мы встречаемся по выходным. Для этого нам нужно просто дойти до пристани и сесть на паром или речной трамвай. Полчаса — и нас уже обнимают папа с мамой. Мои дети обожают ездить к ним в гости. Дед возит их по окрестностям, показывает древние монастыри и дворцы и даже ездил с ними на неделю к Жёлтому морю. И всё чаще дети спрашивают меня, когда же мы переедем к бабушке с дедушкой?
…Если раньше я объясняла им, что Россия — наша Родина, и мы должны трудиться, чтобы здесь сделать нашу жизнь лучше, то сегодня я всё чаще ловлю себя на том, что аргументов для доказательства этой мысли у меня всё меньше. Что в своём родном государстве мы теперь — люди третьего сорта и достойного будущего у моих детей я не вижу. И, может быть, действительно было бы неплохо переехать к родителям поближе. На другой берег Амура…"