Сегодня 70-летие снятия блокады!

Для тех, кто интересуется историей, воспоминания блокадников...

"Для Геннадия Алексеевича Петрова Смольный — дом родной. Там он родился в 1925 году и жил c небольшими перерывами вплоть до 1943 года. В войну он выполнял ответственную работу — был в кухонной команде Смольного.


— Моя мама, Дарья Петровна, работала в пищеблоке Смольного с 1918 года. И подавальщицей была, и посудомойкой, и в правительственном буфете работала, и в свинарнике — где придется, — рассказывает он. — После убийства Кирова среди обслуживающего персонала начались «чистки», многих уволили, а ее оставили. Мы занимали квартиру 215 в хозяйственной части Смольного. В августе 1941 года «частный сектор» — так нас называли — выселили, а помещения занял военный гарнизон. Нам дали комнату, но мама оставалась в Смольном на казарменном положении. В декабре 1941 года ее ранило во время обстрела. За месяц в госпитале она страшно исхудала. К счастью, нам помогла семья Василия Ильича Тараканщикова — шофера коменданта Смольного, который оставался жить в хозяйственной части. Они поселили нас у себя, и тем самым спасли. Через некоторое время мама опять стала работать в правительственной столовой, а меня зачислили в кухонную команду.

В Смольном было несколько столовых и буфетов. В южном крыле находилась столовая для аппарата горкома, горисполкома и штаба Ленинградского фронта. До революции там питались девочки-смолянки. А в северном, «секретарском» крыле, располагалась правительственная столовая для партийной элиты — секретарей горкома и горисполкома, заведующих отделами. В прошлом это была столовая для начальниц института благородных девиц. У первого секретаря обкома Жданова и председателя Ленгорисполкома Попкова были еще буфеты на этажах. Кроме того, у Жданова был персональный повар, который работал в так называемой «заразке» — бывшем изоляторе для заболевших смолянок. Там у Жданова и Попкова были кабинеты. Еще была так называемая «делегатская» столовая для рядовых работников и гостей, там все было попроще. Каждую столовую обслуживали свои люди, имевшие определенный допуск. Я, например, обслуживал столовую для аппарата — ту, что в южном крыле. Я должен был растапливать плиту, поддерживать огонь, поставлять пищу на раздачу, мыть котлы.

До середины ноября 1941 года хлеб на столах там лежал свободно, ненормированно. Потом его начали растаскивать. Ввели карточки — на завтрак, обед и ужин — дополнительно к тем, что были у всех ленинградцев. Обычный завтрак, например, — каша пшенная или гречневая, сахар, чай, булочка или пирожок. Обед всегда был из трех блюд. Если человек не отдавал свою обычную продовольственную карточку родственникам, то к гарниру получал мясное блюдо. А так обычная пища — сухая картошка, вермишель, лапша, горох.

А в правительственной столовой, где работала мама, было абсолютно все, без ограничений, как в Кремле. Фрукты, овощи, икра, пирожные. Молоко, яйца и сметану доставляли из подсобного хозяйства во Всеволожском районе около Мельничного Ручья. Пекарня выпекала разные торты и булочки. Сдоба была такая мягкая — согнешь батон, а он сам разгибался. Все хранилось в кладовой. Ведал этим хозяйством кладовщик Соловьев. На Калинина был похож — бородка клинышком.

Конечно, нам от щедрот тоже перепадало. До войны у нас дома было вообще все — и икра, и шоколад, и конфеты. В войну, конечно, стало хуже, но все же мама приносила из столовой мясо, рыбу, масло, картошку. Мы, обслуживающий персонал, жили как бы одной семьей. Старались друг друга поддерживать, и помогали, кому могли. Например, котлы, которые я мыл, были целые дни под паром, на них налипала корка. Ее надо было соскрести и выбросить. Естественно, я этого не делал. Здесь, в Смольном, жили люди, я им отдавал. Военные, охранявшие Смольный, были голодные. Обычно на кухне дежурили два красноармейца и офицер. Я отдавал им остаток супа, поскребыши. И кухонные мужики из правительственной столовой тоже подкармливали кого могли. Еще мы старались устроить людей в Смольный на работу. Так, мы устроили нашу бывшую соседку Олю сначала уборщицей, а потом маникюршей. Некоторые руководители города делали маникюр. Жданов, кстати, делал. Потом там даже парикмахерская открылась. Вообще, в Смольном было все — и электричество, и вода, и отопление, и канализация.

Мама проработала в Смольном до 1943 года, потом ее перевели в столовую Ленгорисполкома. Это было понижение. Дело в том, что ее родственники оказались на оккупированной территории. А мне в 1943-м исполнилось 18, и я ушел на фронт.

Наталья ОДИНЦОВА, "АиФ Петербург"

Майдан. Бессилие Путина. Император Аврелиан.

Украина на всех парах движется к распаду или/и гражданской войне. Раскрутить маховик насилия при определенных условиях просто, погасить трудно.
Один неглупый человек мне как-то сказал:
- Главная ошибка Сталина - присоединение к Украине Галиции. Пожадничал на Львов, схватил чужое после войны - и заложил бомбу под Украину.
Действительно, не будь этого запала, этой вечно звенящей польско-австро-венгерской области, никогда не принадлежавшей России, сейчас ситуация на Украине была бы, думаю, совсем другой. Впрочем, разговор у нас сегодня будет не столько об Украине, сколько о процессах более общих.


Маэстро Путин нам недавно сообщил, как он любит консервативные ценности. И пару последних лет мы воочию наблюдаем наступление этих самых традиционных ценностей в черных танках марки РПЦ-МП на общество. Причем, что интересно, Путин всерьез заявил однажды в интервью, будто считает православие, духовные скрепы, традиционные цености и прочий мусор времён тем единственным, что еще скрепляет наше общество. Про это мнение Путина я, честно говоря, узнал только недавно, на днях. Но я это мнение власти, как говорят математики, вывел - предсказал теоретически, когда на последней пресс-конференции Светского фронта заявил, что власть в отчаянной попытке схватилась за церковь как за последний клей, чтобы собрать рассыпающуюся страну...

Закат великой Римской империи был мрачен и сопровождался участившимися нашествиями варваров, эпидемиями чумы, гражданскими войнами и городскими бунтами, которые сурово подавлялись тогдашним "спецназом". Закат прослеживался в смутном ощущении: что-то не так, что-то идет не так.... Тогдашняя элита империи пыталась как могла отрефлексировать этот распад. Одним из таких неравнодушных к судьбе империи людей был император Аврелиан. Пытаясь остановить сползание в пропасть, он схватился за традиционные ценности - заставил римлян строго соблюдать обряды, исправно делать жертвоприношения богам, заложил новые храмы, а против тогдашней либеральной новомодной забавы - христианства - устроил сущие гонения: нам не нужны эти ваши разрушительно-аморальные ценности с востока!
Аврелиан был, кстати, не последним императором, который полагал, будто проблемы империи заключаются в аморализме, разврате и забвении веры отцов. Последовавший за ним Диоклетиан тоже делал упор на духовных скрепах. Это не спасло империю. Кровь христиан, принесенных таким образом в жертву, пролилась зря.
Лихорадочное хватание и искусственное педалирование властью Традиционных ценностей - это всего лишь симптом неотвратимого заката. Симптом точный и однозначный. Гайки заручиваются, люди страдают. Но страдают зря: тектонические социальные процессы жертвенной кровью не остановить. "Пусси Райот" были принесены в жертву напрасно.

Мы сейчас живем в эпоху распада империй. Наша последняя империя разваливается. Двадцать лет назад с гулом пробежали трещины, и империя лопнула по стыкам, на время срелаксировав напряжения. Но теперь они вновь накопились, эпоха затишья прошла. Теперь трещат уже куски былой империи, что мы видим на Украине.
В России же наблюдается яркая характерная симптоматика в виде синдрома Гундяева, воплей о том, что не нужны нам эти развратные ценности с запада, и воздевания Путиным рук вверх с призывами вернуться к вере отцов, которая есть то последнее, что нас еще объединяет.
Это не так, Путин! Теперь уже - разъединяет. Теперь пришли новые люди - свободные от заскорузлых идей почвы и крови. Хотите напоследок пролить нашу кровь?
Не поможет. Никогда не помогало.